Наш Олег Ефремов
1 октября исполнился 91 год со дня рождения Олега Ефремова.
Олег-большой, он же «фюлер»
Его, кажется, любили все. Ему, кажется, прощали все. Но это только кажется — на самом деле ничего не простили, даже после смерти.
Улыбка его, улыбка его героев на сцене и на экране (независимо от профессии) останется навсегда. С этой улыбкой он создавал театр «Современник», а затем неожиданно бросил свое детище и с этой же отчаянной улыбкой камикадзе бросился реанимировать новое дело, неуклюже названное когда-то МХАТом.
Он не мог не прийти во МХАТ. Он мечтал руководить первым театром страны. Он был очень обижен, когда после окончания Школы-студии МХАТ его не взяли в этот самый первый театр. Представляете, мечтал о Московском художественном — а пришлось играть Иванушку-дурачка в Центральном детском. Ефремов и «Современник» создавал из великого чувства протеста — против окостеневшего МХАТа.
Его любили друзья, ведь Ефремов был лидером. Тут люби — не люби, а все равно идешь следом, харизма такая. Его называли Олег-большой, а еще — «фюлер» (производное от «фюрер», только ласковое). Его ученики, даже самые талантливые — Евгений Евстигнеев, Олег Табаков, Михаил Козаков, слегка заматерев, вовсю копировали его, сами того не замечая. Говорили, как он. Смотрели, как он. Ходили, как он. Покупали такой же одеколон, как у него. Ефремов был настолько популярен, особенно в 60-е годы, что гастроном на Суворовском бульваре, где он жил, называли в народе «ефремовским», хотя в том же доме жили и в том же магазине отоваривались и уникальный Евстигнеев, и легендарный Смоктуновский.
Ефремов был знаковой фигурой. В рязановском «Зигзаге удачи», где Олегом Николаевичем даже не пахнет, фотоателье называется не как-нибудь, а «Современник» — как театр, им созданный, да и сам «фюлер» как бы случайно мелькает на одной из фотографий. В «Берегись автомобиля» героиня Галины Волчек, в чьи хрупкие женские руки передаст Ефремов в 1970 году «Современник», заговорщически бросает продавцу вожделенного «Грюндига» Диме Семицветову: «Я — от Олега Николаевича…»
Его любили женщины и дети
Да, все они — от него. Все современниковцы тех лет — его ученики, его дети. Кстати, Ефремова любили дети. Он был для них единственным в своем роде главным, не анимационным доктором Айболитом, не просто добрым и сидящим под каким-то абстрактным деревом, а долговязым Айболитом с особым чувством стыдливости. Хотя чего было стыдиться этому Айболиту, ведь пакостил в фильме не он, а режиссер «Айболита-66» Ролан Быков в роли мизерного Бармалея. Деликатный Айболит очень органично впитал в себя умение самого Ефремова обходить рифы в этой нелегкой жизни и всегда выходить победителем. Помните, как он пел: «Это очень хорошо, что нам очень плохо!»
Его любили женщины. И он их, надо сказать, любил. Теперь это достояние толпы, как и другие его слабости, грандиозные запои и столь же грандиозные «завязки», но какое это имеет значение — во всех своих слабостях он воспринимается только ярче, выразительнее и колоритнее. Его соратник Анатолий Смелянский замечательно написал о противоречивом характере лидера в книге «Уходящая натура». На Смелянского накинулись — зачем, дескать, принижать образ ушедшего. Наоборот, Ефремов-личность стал после этой книги для нас еще многограннее и интереснее.
Надо отдать Олегу Ефремову должное — он влюблялся в хороших актрис и делал их еще лучше независимо от того, занимали ли они место официальных жен, как примы его «Современника» Лилия Толмачева и Алла Покровская, или не менее престижную «должность» дам его сердца, как колоритная Нина Дорошина или красавица Анастасия Вертинская (говорят, что Ефремов испугался серьезных намерений Анастасии Александровны насчет него и сбежал в последний момент чуть ли не из-под венца, как гоголевский Подколесин). А что связывало его с Ириной Мирошниченко? С Татьяной Дорониной — его замечательной партнершей по фильму «Три тополя на Плющихе», с которой он в середине 80-х безжалостно разделил МХАТ, не принеся счастья ни себе, ни ей, ни окружающим?
Они умеют чтить только мертвых
В конце жизни Ефремов был одинок. Это одиночество постепенно накатывало на него. Вначале на него обиделись коллеги из «Современника». Они посчитали, что он предал дело, бросил их, променяв на мхатовские блага. Потом обиделись коллеги по МХАТу — соратники, которые разочаровались в нем и ушли: Александр Калягин, Евгений Евстигнеев, Анастасия Вертинская, Олег Борисов… Театр был в кризисе, «Борис Годунов» и «Горе от ума» не были удачами. Ефремов пытался дома репетировать «Сирано де Бержерака» с Виктором Гвоздицким, пытаясь компенсировать то, что так и не сыграл Сирано в предполагавшемся фильме Эльдара Рязанова.
Он многое пытался переосмыслить, читал Библию, считал свои многочисленные болячки наказанием за то, что грешил, хотя вряд ли он грешил больше других. Он не мог дышать — эмфизема легких — и должен был пользоваться дыхательным аппаратом 15 часов в сутки. К тому же у него усыхала одна нога, так что даже пришлось обращаться к филиппинским хилерам. Представьте себе, коллеги из дальнего зарубежья помогли доброму доктору Айболиту. Нога восстановилась. Как тут не вспомнить реплику его героя из комедии Эльдара Рязанова «Берегись автомобиля»: «Эта нога — у того, у кого надо нога!» Действительно.
Первоначально Ефремов должен был играть в этой картине главного героя, совестливого Деточкина, но, посмотрев пробы Ефремова, создатели картины назвали его «волком в овечьей шкуре». В результате Ефремов стал следователем с очень грибной фамилией Подберезовиков. Следователь, увлекавшийся театром, со шпагой в руках и сигаретой в зубах, получился абсолютным советским донкихотом. В кабинете у этого следователя вместо обязательного портрета Дзержинского висел портрет Станиславского. Олег Николаевич и здесь не изменил самому себе.
Олега Ефремова любили, когда он говорил. И когда молчал — тоже. Он удивительно умел молчать. В фильме «Гори, гори, моя звезда!» не произносил ни одного слова, но его звезда всегда сияла так ярко, что никакие слабости не могли пригасить этот свет.
Почему он в конце жизни оказался так одинок? Почему крепко сдружился с Михаилом Горбачевым, потерявшим тогда Раису Максимовну? Почему не нашел общий язык с другим Мишей — сыном, таким же бесшабашным и непокорным, умудрившимся с кем-то подраться во МХАТе и быть уволенным из великого театра, которым руководил его отец? Режиссер Александр Митта, снимавший Мишу в «Таежном романе», вспоминал, наверное, Ефремова-старшего в «Гори, гори, моя звезда!». Действительно, отец и сын очень похожи. Иногда даже страшно становится.
Потому что это бывшая наша, абсолютно особая страна. И наш Ефремов, абсолютно ни на кого не похожий.
Сергей Пальчиковский.