Как в России боролись со взятками
27 августа 1760 года императрица Елизавета Петровна издала указ, запрещающий государственным служащим брать взятки. «Ненасытная жажда корысти, дошла до того, что некоторые места, учреждаемые для правосудия, сделались торжищем, лихоимство и пристрастие — предводительством судей, а потворство и опущение — одобрением беззаконникам», — укоряла чиновников Елизавета Петровна.
Истоки «кормления»
Впрочем, Указ, подписанный ею за год до смерти, так и остался не больше, чем грозным предупреждением. А сама «дщерь Петра» вошла в историю, увы, не умелой правительницей, а главным образом, как «веселая царица». В ХIХ веке граф Алексей Константинович Толстой в своей бессмертной «Истории государства Российского от Гостомысла до Тимашева» в четырех строках очень точно охарактеризовал ситуацию в России в её царствование: «Веселая царица/Была Елизавет:/Поет и веселится,/Порядка только нет»…
Взяточничество в Российской империи во времена Елизаветы цвело пышным цветом, особенно в верхах. Собственно, брали (и давали) взятки у нас, кажется, испокон веков. И столько же времени усиленно с этим злом боролись. А родилось оно, между прочим, из простого человеческого желания отблагодарить за помощь. Вплоть до ХVIII века такая благодарность называлась «кормлением». Существовала даже определенная градация: «почести», то есть, предварительные подарки должностному лицу, «решавшему вопрос»; «поминки» — подарок «по итогам». И то, и другое считалось вполне законным. А вот за «посулы», как называли нарушение закона за определенную мзду, полагались телесные наказания.
Как ещё боролись у нас со взятками и взяткодателями и что из этого вышло?
Эпоха Петра Первого
Первым, кто положил чиновным людям жалованье, чтобы «не брали в лапу», был Петр Первый. Но помогло это мало. В «финансовой ведомости» одной из московских слобод тех лет значится, что из 116 рублей мирских средств на взятки за год было израсходовано 109 рублей. Тогда Петр пригрозил издать указ, по которому всякий, кто украдет из казны сумму, на которую можно купить веревку, будет на этой веревке повешен. На что генерал-прокурор Ягужинский заметил: «Неужели вы хотите остаться императором без служителей и подданных? Мы все воруем, с тем только различием, что один больше и приметнее, чем другой». Петр смирился. А что было делать, если самым отчаянным взяточником оказался его любимец Александр Меншиков, который брал у всех и за всё. Мазепе, например, помог стать гетманом, графу Гагарину — скрыть растраты.
Время Екатерины
Собственный указ «О воспрещении взяток и посулов и о наказании за оное», издала и Екатерина Вторая. Случилось это 18 июля 1762 года, то есть, вскоре после её восшествия на престол. «Мы направленные против этого зла законы… впредь твердо исполнять будем, — говорится в документе, — не дав уже более милосердию Нашему места. Почему и никто, обвиненный в лихоимстве (ежели только жалоба до Нас дойдет праведная)… не избежит Нашего гнева, так как Мы милость и суд в пути непорочном царствования Нашего народу обещали». Появился документ после того, как Екатерина узнала, что в Новгородской губернии необходимо дать взятку для того, чтобы быть допущенным к присяге ей, новой императрице. А ведь присяга была обязательной, уклонение от нее преследовалось по закону. Инициатора «платной присяги» Якова Ренберга было приказано «сослать на вечное житие в Сибирь на каторгу и поступили Мы так только из милосердия, поскольку он за такое ужасное… преступление по справедливости должен быть лишен жизни».
Екатерина II вернулась к петровской идее жалованья судьям и канцелярским служащим. В 1763 году годовой оклад служащего средней руки составлял 30 рублей в уездных, 60 рублей в губернских и 100−150 рублей в центральных и высших учреждениях страны. Для сравнения, пуд зерна стоил тогда 10−15 копеек. Сенат стал проводить также ревизии. Помогло мало. «Что меня обкрадывают, как и других, я в этом уверилась собственными глазами, потому что раз утром рано видела из моего окна, как потихоньку выносили из дворца огромные корзины, и, разумеется, не пустые», — писала императрица французскому посланнику Сегюру, сетовавшему на беспредел чиновников Ея императорского величества.
Николай Первый: Не ворую, кажется, только я
К ХIХ веку взятки превратились в России фактически в механизм государственного управления. Известно, что помещики всех губерний Правобережной Украины ежегодно собирали для полицейских чинов крупную сумму. И не было случая, чтобы ее не приняли. Киевский губернатор И. И. Фундуклей, знаменитый своим богатством, искоренять эту традицию не считал нужным, полагая, что если помещики не будут выделять средства на содержание чиновников полиции, «то средства эти они (полицейские — ред.) получат от воров». Наиболее серьезные суммы чиновникам выплачивали так называемые откупщики, желавшие получить эксклюзивные права на ведение той или иной деятельности. В Симбирской губернии в 1830-е годы откупщики ежегодно платили губернатору 10 000 рублей, а прокурору, «как человеку слабому и безгласному», 3000. Сенатор М. П. Веселовский, начинавший службу в Нижнем Новгороде, писал: «Откупщик вернее, чем табель о рангах, определял удельный вес каждого должностного лица. Тот, кому откупщик платил много, высоко стоял в служебной иерархии; кому он платил мало — низко; кому он вовсе не платил — представлялся не более как мелкой сошкой».
Правивший в то время император Николай Первый, ознакомившись как-то с очередным докладом о положении дел в его государстве, посетовал: «В этой стране не ворует, кажется, только один человек — я». Его указы также мало повлияли на изменение ситуации, были скорее назидательными. Очевидно и царь, и сами чиновники понимали: уничтожить мздоимство в стране не удастся никогда хотя бы потому, что именно взятки были основным способом обойти законы и инструкции, «вздорность которых очевидна для всех».
Крутые меры большевиков
Незадолго до Октября 1917 года журнал «Русский мир» опубликовал статью, посвященную русскому взяточничеству. В ней, в частности, говорилось: «Нескончаемою вереницею тянутся сенаторские ревизии за ревизиями, идут газетные разоблачения и всюду… открывают обширные гнезда крупных, тучных, насосавшихся денег взяточников, а около них кружатся вереницы взяточников более мелких, более скромных, более тощих. Около каждого казенного сундука, на который упадет испытующий взор ревизора, оказывается жадная толпа взяткодавцев и взяткополучателей, и крышка этого сундука гостеприимно раскрывается перед людьми, сумевшими в соответствующий момент дать соответствующему человеку соответствующую взятку»…
Придя к власти, большевики в мае 1918 года издали декрет о взяточничестве, предусматривавший пятилетний срок заключения и конфискацию имущества. Одновременно с этим дела о взяточничестве были переданы в ведение революционных трибуналов, так как приравнивались к контрреволюционной деятельности. Уголовный кодекс 1922 года предусматривал за это преступление расстрел. Строгость наказаний росла постоянно, но ограничивало масштабы мздоимства иное: тогда господствовал «военный коммунизм», денежное обращение практически отсутствовало, а функции органов управления были неопределенными, и часто оставалось неясным, кому именно следует давать. «Давали», кстати, тогда в основном изделия из драгоценных металлов и мешки зерна, которыми расплачивались за возможность ввезти продовольствие в город. Позже, при НЭПе, контролирующие предпринимателей чиновники вернули свое, оттянувшись по полной.
Неистребимое мздоимство
Советская история борьбы со взятками мало отличается от того, как боролись с этим злом прежде. Наказания батогами не применяли, зато полюбили кампании. В одном из циркуляров Наркомюста 1927 года предписывается: «В течение месяца… повсеместно и единовременно назначить к слушанию по возможности исключительно дела о взяточничестве, оповестив об этом в газете, дабы создать по всей республике впечатление единой, массовой и организованно проводимой судебно-карательной кампании». Поскольку взяточничество считалось буржуазным пережитком, было принято говорить, что по мере строительства социализма это явление исчезает. Но благополучно пережив время царское и советское, мздоимство в нашей стране явно не собирается исчезать.
Людмила Николаева