Список Хомского: 7 книг, которые должен прочесть каждый
Всемирно известный лингвист и публичный интеллектуал Ноам Хомский придерживается левых радикальных идей. У него есть собственная точка зрения практически по любому вопросу: от деятельности американских спецслужб, которые он постоянно сравнивает с террористами, до ситуации в Палестине. Последователи ученого составили несколько списков литературы, на которую он часто ссылается. «Теории и практики» внимательно изучили их и выбрали восемь книг, которые переведены на русский язык.
1. Петр Кропоткин - Взаимопомощь как фактор эволюции
К моменту появления книги Кропоткина идеи Дарвина уже неоднократно обсуждались, развивались и осмысливались (в одной из первых очередей — в России). Кропоткин в этом смысле наследовал Кеслеру, писавшему о «взаимодействии сил» в природе и искавшему гармонии, которая бы объясняла ход эволюции. Кропоткин был убежден, что эта гармония строится на взаимной помощи и поддержке живых существ. Мысль во многом утопическая, но, вопреки всякому скепсису, — научная: тому свидетельством сам факт единства, сохраняющегося миллионы лет подряд. Более того, помимо научного значения книга Кропоткина имеет и чисто материальные последствия: коммуны, строящиеся людьми по принципам, описанным им, существуют по сей день — в том числе и в Австралии. В основе этих сообществ — совсем короткая и не менее простая цитата: «Общество зиждется на сознании — хотя бы инстинктивном — человеческой солидарности, взаимной зависимости людей». Спустя век после выхода книги так и хочется дописать перед «зиждется» слово «пока».
2. Марк Хаузер - Мораль и разум
Из двух вещей, которые восхищали Канта, Хаузера больше заинтересовала та, что физически кажется ближе. Справедливости ради, стоит сказать, что астрономия оперирует куда большим количеством проверяемых данных, чем хаузеровское изучение нравственного закона внутри нас. Впрочем, Хаузеру тоже есть что продемонстрировать: доказывая наличие у человека врожденного морального инстинкта, он приводит материалы из лингвистики, психологии, социальной антропологии, приматологии и еще нескольких наук. Результаты, которые приводит Хаузер, сложно назвать фундаментальными — речь скорее о статистических данных, — но можно перейти сразу непосредственно к Хаузеровским «моральным задачкам» и все для себя решить самостоятельно.
3. Всеволод Волин - Неизвестная революция
Переворот 17-го года, традиционно называвшийся «революцией», мало у кого в сознании существует в подробностях, идущих дальше кадров эйзенштейновского «Октября». В основном мы мыслим вехами. Книга Волина (Эйхенбаума), не бывшего писателем ни на йоту, — попытка изложить альтернативную и дополненную историю революции. Растущие как грибы спонтанные коммуны, самоуправление в городах и деревнях, прямое действие низов (и лишь сильно позже — превращение Советов в централизованную власть) — все это остается за пределам того узкого видения, которое заботливо сформировали школьные учебники истории и закрепили школьные учителя. Волин с той же тщательностью его расширяет — не намеренно, а просто потому, что видел все сам и сам же принимал самое активное участие в этих событиях.
4. Эдвард Бернейс - Пропаганда
Бернейса, родившегося еще в XIX веке (и прожившего почти что 100 лет) принято считать отцом пиара. «Пропаганда» — своего рода руководство по массовому убеждению, лежащее в основе современной рекламы, маркетинга и, разумеется, политтехнологий. При том что урон, нанесенный заведомо зловредным использованием Бернейсовских идей, мало с чем можно сравнить, «Пропаганда» полностью себя искупает одной-единственной фразой: «Сознательное и научное манипулирование привычками и мнениями широких масс является важным элементом демократического общества». Как убедительно доказывает сам Бернейс, не просто важным, а необходимым, дабы общество могло лавировать между собственными же хаосом и противоречиями.
5. Артур Джон Лэнгут - Скрытый террор
«Скрытый террор» — повесть, но повесть документальная от начала и до конца. Автор, американский журналист, с характерным профессионализмом и дотошностью восстанавливает события в Бразилии, приведшие к установлению военной диктатуры (они же затем легли в основу сценариев переворотов в Чили и Уругвае). Все, кому очень хочется верить в теорию заговора, могут познакомиться с ней тет-а-тет, без мишуры мифов о масонах. Вот так работает Пентагон, вот — подробности о деятельности ЦРУ, а вот — отдельно взятая жизнь этого самого маленького человека, вокруг которого рушится страна. И он — сам того не понимая, — этому разрушению способствует.
6. Вильгельм фон Гумбольдт - О пределах государственной деятельности
Классический дотошный немец Гумбольдт, вынеся в заголовок «государственную деятельность», тем не менее, самым подробным образом рассмотрел почти все области человеческой жизни. Начав с фундамента — попытавшись понять высшие цели человеческого существования (sic), Гумбольдт пробирается к осмыслению государства. Небольшая — 300 страниц — книжка, тем не менее, претендует на звание одной из библий либерализма. И, хоть написана в конце XVIII столетия, отдельные главы, если заменить в них реалии на текущие, можно их смело принять за вполне современные. С поправкой на то, что никто уже давно не пишет такими длинными и стройными предложениями.
7. Норман Финкельштейн - Индустрия Холокоста: размышления на тему эксплуатации еврейских страданий
Говорить о Холокосте сложно, поэтому большая часть сказанного сказана с ужасом, надрывом и влажными глазами. И вряд ли можно сказать иначе. Финкельштейн, тем не менее, попробовал. Правда, не очень изящно — с ходу обвинив Израиль в использовании темы Холокоста для получения материальных выгод, а заодно и в идеологических целях. Будучи преподавателем политологии, в фактах и аргументации Финкельштейн предельно конкретен: по его мнению, Израиль начал использовать тему Холокоста (который, отмечает Финкельштейн, не является уникальным историческим событием и кульминацией «вечной ненависти к евреям») после шестидневной войны с арабскими странами в 1967 году. Попутно задевают и вопрос немецких денежных выплат, которые, как считает Финкельштейн, зачастую идут мимо карманов выживших евреев, присваиваясь организациями и используясь не по назначению. Всего вышеперечисленного было вполне достаточно, чтобы Финкельштейна, еврея до кончиков ногтей, окрестили антисемитом и лишили места преподавателя в чикагском университете Де Поля.